| № 1
KMU |
Отправлено: 26 Янв 2009 г. в 19:01 |
Администратор
Группа: Администраторы
Откуда: Рождённый в СССР
Регистрация: 02 Окт 2007.
Сообщений: 2688
Покинул форум
| Спрятанная блокада. Архивные тайны.
29 января 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда. Трагедий, подобных той, что пережил город на Неве в 1941—1944 г.г. в мире не было. Однако, на официальном уровне о ленинградской блокаде предпочитали вспоминать в героическом ракурсе. Об ее ужасах никогда не говорили всей правды – более полувека архивные документы, посвященные 900-дневной осаде города, имели гриф “СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО”.
Утром 28 августа 1941 года через станцию Мга, восточнее Ленинграда, проскочили два последних эшелона с эвакуированными. В тот же день станцию захватили гитлеровцы, и последнее железнодорожное сообщение трехмиллионного города на Неве со страной прервалось. А между тем на станциях Сортировочная и Рыбацкое скопились сотни эшелонов, ожидающих очереди. Неделями стояли необозримые вереницы вагонов, наполненных рабочими, служащими с их семьями. Ждали, доедая последние дорожные запасы.
Перед войной население Ленинграда насчитывало 3200000 человек. За два месяца — с 29 июня по 29 августа 1941 г. - из города ушло 282 эшелона: отправляли по 4 состава в сутки — крайне мало!
Было вывезено 488703 коренных жителя. И хотя учет велся строго, историки сомневаются в истинности этой цифры, ибо детей вывозили фактически дважды и дважды зачли как эвакуированных. Первый раз, в самом начале войны, 250 тысяч ребятишек, в том числе из детских домов, без родителей отправили на юг Ленинградской области — в Малую Вишеру, Боровичи, Новгород, Лугу – ведь наступления врага ждали с севера.
Но уже на 14-й день войны фашистские войска вторглись в Ленинградскую область с юга. 9 июля они взяли Псков и начали быстрое продвижение к Питеру. Детей в срочном порядке пришлось реэвакуировать обратно в город. Остановить инерцию сотен тысяч непросто. В результате пионерские лагеря возвращались домой вместе с частями отступавшей Красной Армии. Были и разбомбленные эшелоны с детьми, и обезумевшие родители, выезжавшие на поиск своих ребятишек.
Критическое положение сложилось в городе с продовольствием. В Питере никогда не было капитальных запасов: город жил, как говорится, с колес. Версия о том, что продукты сгорели при пожаре на Бадаевских складах — миф. К 6 сентября 1941 г., за два дня до упомянутого пожара, запасов муки оставалось на 14 дней. А город к этому моменту был уже блокирован…
Сталин отдал приказ — минировать заводы и корабли Балтийского флота. В конце августа Верховный Главнокомандующий посылает в Ленинград комиссию ГКО в составе Маленкова, Молотова, Косыгина и наркома Военно-Морского Флота Кузнецова с целью разобраться в сложившейся ситуации. Комиссии представили цифры о запасах продовольствия на 27 августа. Статистика полностью раскрывала перспективу надвигающегося голода в осажденном городе.
Чем занималась комиссия? Наркомвоенмор Н. Г. Кузнецов был на кораблях Балтийского флота, в фортах, Кронштадте. А. Н. Косыгин изучал продовольственную проблему. Чем конкретно занимались Маленков и Молотов — неизвестно.
эти же дни на имя второго секретаря горкома поступает телеграмма Сталина, предназначенная для Маленкова и Молотова. Вот ее текст: “Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, и все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что вы предлагаете предусмотреть против такой опасности?.. В Ленинграде имеется много танков КВ, авиация, эрсы. Почему эти важные средства не действуют на участке Любань—Тосно? Чем, собственно, занят Клим Ворошилов и в чем выражается его помощь Ленинграду? (Ворошилов в это время формировал рабочие отряды, вооружал их пиками и саблями — прим. авт.). Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования”.
Итак, фраза: “…сдан идиотски глупо…” А если “по-умному” — взорвав все и выведя из окружения войска?
Такой вариант предусматривался, хотя Сталину невыгодно было сдавать город ни со стратегической, ни с политической точек зрения. И он прислал в Ленинград Г. К. Жукова, чтобы в случае потери города — взорвав, что возможно, прорвать в узком месте брешь и вывести войска из окружения. Но сдачи города не последовало. Впрочем, при любом раскладе, спасение гражданского населения не предусматривалось. Оно либо отдавалось на “милость” гитлеровцев, либо ленинградцам предоставлялась возможность умирать от голода.
Вот рассекреченный текст постановления Военного совета Северного фронта об организации эвакуации населения и материальных ценностей от 28 июня 1941 года. Он объясняет многое. Цитирую: “В первую очередь эвакуации подлежат:
а) важнейшие промышленные ценности (оборудование, станки и машины), сырьевые ресурсы и продовольствие, цветные металлы, хлеб и другие ценности…
б) квалифицированные рабочие, инженеры и служащие вместе с эвакуированными с фронта предприятиями, население, в первую очередь молодежь, годная к военной службе, ответственные и партийные работники”.
А кого не вывезли? Смотрим отчет эвакуационной комиссии за период с 27 июня 1941 года по 22 января 1942 года. Графа: “Женщина, имеющая одного ребенка” — за эти 7 месяцев — ни одной, прочерк! “Учащиеся институтов, техникумов, преподаватели, артисты, писатели, ученые с семьями” — прочерк. “Воспитанники детдомов и обслуживающий персонал с семьями” — ни одного человека; “ученики ремесленных училищ” — ни одного, прочерк. “Пенсионеры, инвалиды труда с семьями” — прочерк, прочерк!...
“В столовую зашел мужчина лет сорока и, простояв в очереди около 2-х часов, получил по карточке по две порции супа и каши. Суп ему удалось съесть, а каша осталась. Подошедшая официантка обнаружила, что он умер, сидя за столом. Послали за милиционером. Публика не расходилась. Всех интересовало, кому достанется каша” - эту запись сделал в своем дневнике в марте 1942 года ленинградский учитель А. Винокуров. Дневник сохранился в его следственном деле в архиве ФСБ. Автор записей был расстрелян, причем в качестве обвинительных документов фигурировали и заметки из его дневника…
Чтобы быть в курсе настроений населения, военная цензура перлюстрировала практически всю корреспонденцию. Вот строки из писем, которые были изъяты и не дошли до адресатов:
“…Ваня, бросайте винтовки и не смейте больше защищать, пока не дадут хлеба. Бросайте винтовки, переходите к немцу, у него хлеба много”.
“…Ноги уже не двигаются, а ходить надо. Жертв очень много, покойников хоронят без гробов, так как гробов нет. Варлаша умер от голода, все перед смертью просил поесть, вот его хороним без гроба, завязали в простыню”.
“…Женя, мы умираем от голода. Барику приготовила на гроб доски. Но я так слаба, что не могу снести его на кладбище. Юрик настолько истощал, что уже не просит есть, лишь изредка кричит: “Мама, если нет кушать — убей меня”, - это говорит четырехлетний ребенок”.
Если в августе 1941 года число изъятых военной цензурой писем составляло 1,6%, то в декабре количество корреспонденций с «отрицательными настроениями» достигло 20%. Вот о чем писали ленинградцы своим родственникам на Большую землю:
“…Мы превратились в стаю голодных зверей. Идешь по улице, встречаешь людей, которые шатаются, как пьяные, падают и умирают. Мы уже привыкли к таким картинам и не обращаем внимания, потому что сегодня они умерли, а завтра я”.
“…Наш любимый Ленинград превратился в свалку грязи и покойников. Трамваи давно не ходят, света нет, топлива нет, вода замерзла, уборные не работают. Самое главное — мучает голод”.
“…Ленинград стал моргом, улицы стали проспектами мертвых. В каждом доме в подвале склад мертвецов. По улицам вереницы покойников”.
А вот выдержки из писем, изъятых военной цензурой и переданных на хранение в Управление НКВД по Ленинградской области:
“…Я был свидетелем сцены, когда на улице у извозчика упала от истощения лошадь, люди прибежали с топорами и ножами, начали резать лошадь на куски и таскать домой. Это ужасно. Люди имели вид палачей”.
“…Жизнь в Ленинграде с каждым днем ухудшается. Люди начинают пухнуть, так как едят горчицу, из нее делают лепешки. Мучной пыли, которой раньше клеили обои, уже нигде не достанешь”.
“…В Ленинграде жуткий голод. Ездим по полям и свалкам и собираем всякие коренья и грязные листья от кормовой свеклы и серой капусты, да и тех-то нет”.
Американские историки удивлялись: почему не было голодного бунта? Наивные люди! Кто мог бунтовать, если за один вопрос: почему отступаем? — отдавали под трибунал.
В то же время в Ленинграде, при самом лютом голоде, была довольно большая прослойка людей, имевших излишки продуктов. Мы не касаемся высшего круга: понятно, что члены Военного совета, руководители города питались нормально. Но к ним примыкало и среднее звено.
В Музее хлеба на Лиговке лежит толстый альбом с фотографиями пропусков тех, кто имел в блокаду постоянный доступ на хлебозаводы,— инспекторов, ревизоров, управленцев из хлебопекарного треста. Несколько сот. Эти, очевидно, были сыты… Для прикрепленных к столовой Смольного N 11, хлеб и сахар выдавались неограниченно. Состав НКВД был обеспечен. Милиция — нет. Зафиксированы случаи смерти на посту рядовых милиционеров.
Существовала также пекарня N 34, где выпекались белый хлеб и сдоба. Их качество контролировала спецлаборатория. Формально объясняли появление этой пекарни зимой 1942 года тем, что пекари-де не должны терять “профессиональной квалификации и обязаны совершенствовать свое мастерство” (на изготовлении блокадного хлеба с целлюлозой и прочими примесями мастерство не отточишь). Что ж, довод…
Самый большой разгул преступности царил в пищеблоках предприятий, многочисленных военных госпиталей и в торговой сфере. В то время как в одних питерских домах стыли тысячи и тысячи незахороненных покойников, в других — гремели вечеринки с вином и девочками. Наворовав и обменяв продукты на золото, сытая публика улетала на Большую землю. Для нее не было очередей на эвакуацию…
К ноябрю 1941 года голод в Ленинграде достиг чудовищных масштабов. Рабочим выдавали 250 гр. хлеба, иждивенцам — 125 гр. Резко возросло количество краж, убийств с целью завладения продуктовыми карточками. Участились налеты на хлебные фургоны и булочные. В декабре 1941 года были зафиксированы первые случаи каннибализма…
По данным Управления НКВД по Ленинградской области, за употребление человеческого мяса были арестованы в декабре 1941 года — 43 человека, в январе 1942 года — 366, феврале — 612, марте — 399, апреле — 300, мае — 326, июне — 56.
Затем страшные цифры пошли на убыль — с июля по декабрь были взяты с поличным всего 30 людоедов. Трупы крали на кладбищах, похищали из морга, ели умерших родственников. Заманивали в квартиры взрослых под видом обмена вещей на продукты, а детей — под предлогом угощения сладостями и убивали.
Военные трибуналы приговаривали блокадников-людоедов к расстрелу. Приговоры были окончательными, обжалованию не подлежали и немедленно приводились в исполнение.
Из докладной записки военного прокурора Ленинграда А. И. Панфиленко секретарю Ленинградского обкома ВКП(б) А. А. Кузнецову о случаях людоедства, от 21 февраля 1942 года: «В условиях особой обстановки Ленинграда возник новый вид преступлений… Все убийства с целью поедания мяса убитых в силу их особой опасности квалифицировались как бандитизм…
8 сентября 1993 года, в годовщину начала блокады, по ленинградскому радио прозвучали три цифры: 641 803 человека; более 800 тысяч и 1 млн. 800 тысяч.
Однако сколько погибло на самом деле – никогда не будет известно. Нет документов, нет системы, по которой можно считать с достоверностью. Нет данных о числе беженцев, пришедших из пригородов, из области, из Прибалтики. Неизвестно даже, сколько людей было в городе к началу блокады — два с половиной миллиона, три или больше?
А из эвакуированных — сколько доехало до места? В Вологде издан “Мемориал” на 10 тысяч ленинградцев, умерших там, — это тоже жертвы блокады. Но и в Ярославле и на Урале — тоже немало ленинградских могил! А эти, погибшие, числились эвакуированными…
Нормальной исследовательской работе серьезно помешал бывший уполномоченный ГКО по снабжению (хотя он занимал этот пост всего несколько месяцев — с сентября 1941-го по январь 1942-го), а в 1960-е годы всемогущий министр торговли РСФСР Д. В. Павлов. Он упорно отстаивал цифру 641 803 человека и, пользуясь служебным положением, привлек на свою сторону немало журналистов, писателей. Появились даже статьи: зачем, мол, драматизировать?
…Совсем недавно был снят гриф секретности с отчёта коммунального управления Ленсовета, согласно которому только за один год войны погибли 1 миллион 93 тысячи граждан. Это те, которые похоронены на кладбищах города. Но, кроме того, трупы жгли в печах кирпичного завода (нынешний парк Победы). И в печах Ижорского завода… У Пискаревского, Богословского, Серафимовского, Волкова кладбищ лежали горы незахороненных трупов: пробить мерзлую землю было непросто. Ко второй блокадной зиме на тех же кладбищах летом вырыли огромные траншеи для будущих покойников. Были и захоронения, которые нигде официально не значились.
По результатам переписи горожан, на 1 января 1944 года в Ленинграде насчитывалось 560 тысяч жителей — одна шестая часть довоенного населения и одна десятая нынешнего. …Окончательное снятие блокады в конце января 1944-го стало для ленинградцев большим праздником и торжествующе звучали стихи Ольги Берггольц:
“И вновь страна
с восторгом слышит
салюта русского раскат.
О, это полной грудью дышит
освобожденный Ленинград!”
Люди плакали, смеялись, мечтали: ну вот, теперь-то начнется настоящая жизнь… За все наши муки! А впереди, на горизонте, как черный смерч, вставало “ленинградское дело”, унесшее и искалечившее около ста тысяч жизней…
© Текст Михаила Павлова, для UAtoday.net
|
| |
|
|
